Муми-Тролли

1. Следи за тем, чтобы дети муми-троллей рождались в благоприятный с точки зрения астрологии момент, и обеспечь им романтическое вступление в мир. (Положительный пример: мой талант. Отрицательный: хозяйственная сумка.)

2. Не рассказывай о хемулях тем, кто торопится. (Положительный пример: Фредриксон. Отрицательный: Ежиха.)

3. Никогда не знаешь, что может попасть в сеть! (Положительный пример: анероид Фредриксона.)

4. Никогда не крась вещи только потому, что у тебя осталась краска. (Отрицательный пример: банка Шнырька.)

5. Не бойся никого, даже если этот кто-то очень большой. (Положительный пример: дронт Эдвард.)

6. Будь храбрым, даже если ты маленький. (Положительный пример: я.)

7. Прежде чем кого-нибудь спасать, выясни, кого ты спасаешь! (Отрицательный пример: тетка Хемулихи.)

Пока я обдумывал все эти важные истины, пароход миновал последний островок; сердце внезапно подскочило у меня в груди, и я воскликнул:

– Фредриксон! Впереди – море!

Наконец что-то случилось! Прямо передо мной – сверкающее, лазурное, сказочное море!

– Оно слишком большое! – захныкал Шнырек и заполз в свою банку. – Извините, но у меня болят глаза, и я не знаю, что и думать!

– Зато оно голубое и мягкое! – закричал Юксаре. – Давайте поплывем туда и будем только спать, качаясь на волнах, и никогда никуда не вернемся…

– Как хатифнатты? – спросил Фредриксон.

– Кто, кто? – поинтересовался я.

– Хатифнатты, – повторил Фредриксон. – Они только и знают, что плывут да плывут… Нет им покоя.

– Вот именно! – обрадовался Юксаре. – И никогда не спят, они спать не могут. Они не могут даже говорить, они только стремятся доплыть до горизонта.

– И удалось это кому-нибудь из них? – полюбопытствовал я.

– Этого никто не знает, – пожал плечами Юксаре.

Мы встали на якорь у скалистого берега. Даже сегодня мурашки пробегают у меня по спине, когда я шепчу про себя: «Мы встали на якорь у скалистого берега… Впервые в жизни видел я рыжие скалы и прозрачных медуз; это удивительно маленькие, похожие на прозрачные зонтики существа, способные дышать и двигаться».

Мы вышли на берег – собирать ракушки. Хоть Фредриксон и уверял, он, мол, хочет обследовать место стоянки судна, что-то подсказывало мне: и он втайне заинтересовался ракушками. Прибрежные скалы перемежались с песчаными бережками, и камешки здесь лежали совершенно гладкие и круглые, как мячик, или вытянутые, как яйца.

Вода была такой чистой и прозрачной, что под ее зеленоватой толщей просматривалось волнистое песчаное дно. Скалы нагрелись от солнца. Ветер улегся, и на горизонте не было ничего, кроме светлой водной глади.

Огромный мир казался мне в ту пору беспредельным, а все маленькое куда более приятным, чем сейчас. Все маленькое было моим, не знаю, понятно ли вам, что я имею в виду… И как раз в эту минуту мне в голову пришла новая важная мысль.

Любовь муми-троллей к морю, должно быть, врожденная, и я с удовлетворением вижу, как она пробуждается и в моем сыне.

Но, дорогой читатель, согласитесь, что суша вызывает у нас еще более сильное восхищение.

Когда плывешь по морю, горизонт представляется бесконечным и непоколебимым. Нормальные же муми-тролли больше всего любят переменчивое и причудливое, неожиданное и своеобразное: берег, который и земля и вода, солнечный заход, который и мрак и свет, и весну, которая и холод и тепло.

Но вот снова наступили сумерки. Они опустились совсем бесшумно, сгущались медленно и осторожно, чтобы у дня хватило времени устроиться на ночлег. Розоватый западный край неба с разбросанными по нему маленькими тучками был похож на взбитые сливки, и все это отражалось в воде. Море было блестящим, как зеркало, и не таило в себе никакой опасности.

– Видел ты когда-нибудь тучу близко? – спросил я Фредриксона.

– Да, – ответил он. – В книге.

– Мне кажется, она похожа на небесный мох, – заметил Юксаре.

Мы сидели на склоне горы. Приятно пахло водорослями и чем-то еще, должно быть, морем. Я чувствовал себя таким счастливым и даже не боялся, что это чувство исчезнет.

– Ты счастлив? – спросил я у Фредриксона.

– Здесь хорошо, – смущенно пробормотал Фредриксон (и я понял, что он тоже счастлив).

И тут мы увидели целую флотилию маленьких лодок. Легкие, как бабочки, они скользили по своему собственному отражению в воде. В лодках, тесно прижавшись друг к другу, молча сидели какие-то серовато-белые существа. Их было очень много, и они неотрывно глядели в море.

– Хатифнатты, – произнес Фредриксон. – Плывут с помощью электричества.

– Хатифнатты, – взволнованно прошептал я. – Те, что только и знают плыть да плыть и никогда никуда не приплывают…

– Они заряжаются во время грозы, – объяснял Фредриксон. – И тогда жгут, как крапива. И еще они ведут порочный образ жизни.

– Порочный образ жизни? – очень заинтересовался я. – Что это значит?

– Точно не знаю. Наверно, топчут чужие огороды и пьют пиво.

Мы долго глядели на хатифнаттов, уплывающих навстречу бесконечному горизонту. И у меня зародилось странное желание последовать за ними и тоже вести порочный образ жизни. Но вслух об этом я не сказал.

– Ну а завтра мы выйдем в открытое море? – внезапно спросил Юксаре.

Фредриксон взглянул на «Морской оркестр».

– Это же речной пароход, – с задумчивым видом сказал он. – Ходит на водяных колесах. Без парусов…

– Мы сыграем в орлянку, – сказал, поднявшись, Юксаре. – Шнырек, давай сюда пуговицу!

Шнырек, собиравший ракушки в прибрежной воде, пулей выскочил на берег и начал высыпать содержимое своих карманов.

– Одной пуговицы хватит, дорогой племянник!

– Пожалуйста! – обрадовался Шнырек. – Какую лучше, с двумя или с четырьмя дырочками? Костяную, плюшевую, деревянную, стеклянную, металлическую или перламутровую? Однотонную, пеструю, в крапинку, полосатую или клетчатую? Круглую, овальную, вогнутую, выпуклую, восьмиугольную или…

– Можно обыкновенную брючную, – остановил его Юксаре. – Ну, я бросаю. – И он закричал: – Орел! Уплываем в море! Что случилось?

– Дырочка сверху, – объяснил Шнырек и прижался носом к пуговице, чтобы получше разглядеть ее в сумерках.

– Ну! – сказал я. – Как она лежит?

В этот миг Шнырек взмахнул усами, и пуговица скользнула в горную расселину.

– Ай! Извините! – воскликнул Шнырек. – Хотите другую?

– Нет, – сказал Юксаре. – В «орел или решку» можно играть один раз. А теперь будь что будет, но я хочу спать.
Мы провели довольно мучительную ночь на борту парохода. Одеяло было неприятно клейким, словно измазанное патокой, дверные ручки – липкими; зубными щетками, домашними туфлями и вахтенным журналом Фредриксона пользоваться было нельзя!

– Племянник! – с упреком сказал он. – Это называется ты сегодня убирался?

– Извините! – воскликнул Шнырек. – Я вовсе не убирался!

– И в табаке полно мусора, – проворчал Юксаре, любивший курить в постели.

В общем, все было очень неприятно. Однако мало-помалу мы успокоились и свернулись клубочками на менее клейких местах. Но всю ночь нам мешали странные звуки, которые, казалось, доносились из навигационной каюты.

Меня разбудил какой-то необычный и зловещий звон пароходного колокола.

– Вставайте! Вставайте и посмотрите! – кричал за дверью Шнырек. – Кругом вода! Как величественно и пустынно! А я забыл на берегу самую лучшую свою тряпочку, которой вытирают перья!

Мы выскочили на палубу. «Морской оркестр» как ни в чем не бывало плыл по морю, лопастные колеса вертелись спокойно и уверенно, и было в этом какое-то таинственное очарование.

Даже сегодня я не могу понять, как это Фредриксону с помощью двух шестеренок удалось придать пароходу такой плавный и быстрый ход. Однако любые предположения здесь все равно бесплодны. Если хатифнатт может передвигаться с помощью собственной наэлектризованности (которую некоторые называли тоской или беспокойством), то никого не должно удивлять, что кораблю достаточно двух шестеренок. Ну ладно, я оставляю эту тему и перехожу к Фредриксону, который, нахмурив лоб, разглядывал обрывок якорного каната.

– Как я зол, – бубнил он себе под нос. – Просто страшно зол. Никогда так не злился. Его изгрызли!

Мы переглянулись.

– Ты ведь знаешь, какие у меня мелкие зубы, – сказал я.

– А я слишком ленив, чтобы перегрызть такой толстый канат, – заметил Юксаре.

– Я тоже не виноват! – завопил Шнырек, хотя оправдываться ему было совсем не за чем.. Никто никогда не слышал, чтобы он говорил неправду, даже если речь шла о его пуговичной коллекции (что достойно удивления, ведь он был настоящим коллекционером). Видно, у этого зверька было слишком мало фантазии.

И тут мы услышали легкое покашливание, а повернувшись, увидели очень маленького клипдасса. Он сидел под тентом и щурился.

– Вот как, – сказал Фредриксон. – Вот как?! – с ударением повторил он.

– У меня режутся зубки, – смущенно объяснил маленький Клипдасс. – Мне просто необходимо что-нибудь грызть.

– Но почему именно якорный канат? – удивился Фредриксон.

– Я подумал, что он очень старый и не страшно, если я его перегрызу, – оправдывался Клипдасс.

– А что ты делаешь на борту? – спросил я.

– Не знаю, – откровенно признался Клипдасс. – Иногда меня осеняют разные идеи.

– А где же ты спрятался? – удивился Юксаре.

И тогда Клипдасс не по годам умно ответил:

– В вашей чудесной навигационной каюте! (Точно, навигационная каюта оказалась тоже клейкой.)

– Послушай-ка, Клипдасс, что, по-твоему, скажет твоя мама, когда узнает, что ты сбежал? – спросил я.

– Наверно, будет плакать, – ответил Клипдасс, заканчивая эту удивительную беседу.