5 глава (2)
И тут мы наткнулись на длинную пеструю ленту, привязанную бантиками к деревьям. Большой плакат сообщал:
СЕЙЧАС ВАМ БУДЕТ УЖАСНО ВЕСЕЛО!
Послышались радостные возгласы, выстрелы и музыка: в центре сада веселье было в самом разгаре.
– Я, пожалуй, останусь здесь и подожду вас, – опасливо сказал Клипдасс. – Похоже, там слишком шумно!
– Ладно, – разрешил Фредриксон. – Только смотри не потеряйся.
Мы остановились на краю большой зеленой лужайки, где собралась целая толпа подданных короля. Они катались с горок, кричали, пели, кидали друг в друга шарики-хлопушки и ели сахарную вату. Посреди поляны стояло круглое строение, а на нем много белых лошадей с серебряной упряжью. Сооружение крутилось, изнутри доносилась музыка, а на крыше развевались флажки.
– Что это такое? – восхищенно воскликнул я.
– Карусель, – ответил Фредриксон. – Я делал чертеж такой машины и показывал тебе, разве ты не помнишь?
– Но чертеж выглядел совсем по-другому. Ведь здесь лошади, серебро, флажки и музыка.
– И подшипники, – сказал Фредриксон.
– Не угодно ли господам соку? – спросил рослый хемуль в нелепом переднике (я всегда говорил, что у хемулей абсолютно нет вкуса). Он налил нам по стакану сока и многозначительно шепнул: – Вам нужно поздравить Самодержца. Сегодня ему исполняется сто лет!
Со смешанным чувством взял я стакан и обратил свой взор на трон Самодержца. Что я испытал при этом? Разочарование. А может быть, облегчение? Момент, когда глядишь на трон, торжественный и важный. У каждого тролля должно быть то, на что он может смотреть снизу вверх (и, разумеется, то, на что он смотрит сверху вниз), то есть нечто, вызывающее благоговение и благородные чувства. И что же я увидел? Короля в короне набекрень, короля с цветами за ухом, короля, хлопавшего себя по коленкам и так сильно отбивавшего ногой такт, что трон от этого качался. У трона стояла туманная сирена, в которую король трубил каждый раз, когда хотел обратиться к кому-нибудь из подданных. Нужно ли говорить, что я был ужасно смущен и удручен.
Когда туманная сирена наконец умолкла, Фредриксон сказал:
– Имею честь поздравить. С первым столетием.
Я тут же сделал салют хвостом и сказал не своим голосом:
– Ваше величество Самодержец, позвольте пришельцу из дальних стран принести вам свои поздравления. Этот миг я запомню надолго!
Король удивленно уставился на меня и захихикал:
– Ваше здоровье! Вы промокли? Что сказал бык? Не собираетесь ли вы утверждать, что никто из вас не свалился в бочку с сиропом? Ах, до чего же весело быть королем!
Тут королю надоело говорить с нами, и он опять принялся трубить в туманную сирену.
– Эй, верные мои люди! – закричал он. – Да пусть же кто-нибудь остановит эту карусель. Спешите все сюда. Сейчас будут раздаваться выигрыши!
Карусели и качели остановились, и все сбежались к королю.
– 701! – выкрикнул король. – У кого 701?
– У меня, – сказал Фредриксон.
– Пожалуйста! Пользуйтесь на здоровье! – сказал Самодержец и протянул ему прекрасную механическую пилу, точно такую, о какой Фредриксон давно мечтал.
Король выкликал новые номера, подданные выстроились у трона длинной вереницей, смеясь и болтая. Все от мала до велика выиграли что-нибудь. Все, кроме меня.
Юксаре и Шнырек сложили свои выигрыши в ряд и принялись их тут же уничтожать, ведь это были главным образом шоколадные шарики, марципановые хемули и розы из сахарной ваты. А у Фредриксона на коленях лежала целая груда полезных и неинтересных вещей, большей частью это были инструменты.
Под конец Самодержец сошел с трона и крикнул:
– Дорогие мои! Дорогие мои бестолковые, шумливые, неразумные подданные! Вы получите то, что вам больше всего подходит, и ничего другого вы не заслуживаете! Наша столетняя мудрость подсказала Нам спрятать яйца в тайниках трех типов. Первые мы устроили в таких местах, где можно запросто споткнуться. Это для тех, кто носится без толку, туда-сюда и вдобавок слишком ленив, чтобы искать, – и это выигрыши съедобные. Вторые – для тех, кто ищет спокойно, методично и рассудительно. Это выигрыши, с помощью которых можно что-нибудь мастерить. Ну, а третьи – тайники для искателей с фантазией, кто не любит ничего полезного. Слушайте же, дорогие мои неисправимые, неразумные подданные! Кто из вас искал яйца в самых причудливых тайниках? Под камнями и в ручьях? В верхушках деревьев и в цветочных бутонах? В своих собственных карманах или в муравейниках? Кто нашел яйца с номерами 67, 14, 890, 999, 223 и 27?
– Я! – закричал я с такой силой, что невольно подпрыгнул, и почувствовал, что краснею.
А кто-то тоненьким голоском пропищал:
– У меня – 999!
– Иди сюда, бедняга тролль, – поманил меня Самодержец. – Вот тут самые бесполезные призы. Это для фантазера. Тебе нравится?
– Ужасно нравится, Ваше величество, – сказал я, задыхаясь от волнения, и уставился как зачарованный на свои призы, 27-й был положительно лучше всех: на подставке из коралла возвышался маленький трамвайчик из пенки. На передней платформе второго вагона был маленький футлярчик для английских булавок. Номер 67 выиграл ложку для коктейля, украшенную гранатами. Кроме того, я выиграл зуб акулы, законсервированное колечко дыма и искусно украшенную ручку от шарманки. Можете ли вы представить себе, как я был счастлив? Можете ли вы понять, дорогие читатели, что я почти простил Самодержцу его недостаточно королевскую внешность и решил, что он все-таки довольно неплохой король?
– А как же я? – воскликнула Мюмла (ведь это, разумеется, ей достался выигрыш под номером 999).
– А тебе, Мюмлочка, я позволю поцеловать Нас в носик.
Мюмла вскарабкалась Самодержцу на колено и чмокнула его в старый нос, а народ в это время кричал «ура!», радуясь своим выигрышам.
Это был грандиозный садовый праздник! Когда стало смеркаться, в парке Сюрпризов повсюду зажглись цветные фонарики, начались танцы, игры, шуточные схватки и состязания. Самодержец раздавал воздушные шары, открывал огромные бочки яблочного сока, повсюду горели костры, и подданные варили суп и жарили колбасу.
Слоняясь в толпе, я вдруг увидел большую мюмлу, которая, казалось, вся состояла из шариков. Я подошел к ней, поклонился, извинился и сказал:
– Вы, случайно, не Мюмла-мама?
– Она самая, – сказала Мюмла-мама и засмеялась. – Надо же, как я объелась! Жаль, что тебе достались такие странные призы!
– Странные? – воскликнул я. – Есть ли на свете что-нибудь лучше бесполезных призов? – И тут же вежливо добавил: – Разумеется, вашей дочери достался главный приз.
– Это делает честь нашей семье, – с гордостью согласилась Мюмла-мама.
– Значит, вы больше не сердитесь на нее? – спросил я.
– Сержусь? – удивилась Мюмла-мама. – За что? У меня на это нет времени! Восемнадцать, нет, девятнадцать детей, и всех надо умыть, уложить, раздеть, одеть, высморкать, утешить и еще морра знает что! Ах, юный друг, мне некогда огорчаться!
– И потом, у вас такой удивительный брат, – продолжал я.
– Брат? – переспросила Мюмла-мама.
– Да, дядя вашей дочери по материнской линии, – пояснил я. – Который спит, завернувшись в свою рыжую бороду (хорошо, что я еще не сказал ничего про мышей, живущих в его бороде).
Тут Мюмла-мама захохотала во все горло:
– Ну и дочка у меня! Она тебя обманула. Насколько мне известно, у нее нет никакого дяди по материнской линии. Ну пока, я пойду кататься на карусели.
И, собрав в охапку столько детей, сколько смогло уместиться в ее мощных руках, Мюмла-мама уселась в одну из красных карет, которую везла серая в яблоках лошадь.
– Удивительная мюмла! – заметил Юксаре с искренним восхищением.
Верхом на карусельной лошади сидел Шнырек, и вид у него был очень странный.
– Как дела? – крикнул я. – Ты что такой невеселый?
– Почему? – пробормотал Шнырек. – Я веселюсь изо всех сил. Только от этого кружения мне что-то не по себе! Как жалко!
– А сколько раз ты прокружился?
– Не знаю, – жалобно сказал Шнырек. – Много! Очень много! Извините, но я должен… Может, мне больше никогда не придется кататься на карусели… Ах, вот она опять начала кружиться!
– Пора идти домой, – сказал Фредриксон. – Где король?
Самодержец был крайне увлечен катанием с горки, я мы незаметно ушли. Остался только Юксаре. Он объяснил, что они с Мюмлой-мамой решили кататься на карусели до самого восхода солнца.
На самом краю лужайки мы нашли Клипдасса, зарывшись в мох, он уже засыпал.
– Привет! – сказал я. – Ты что, не собираешься получать свои выигрыши?
– Выигрыши? – заморгал глазами Клипдасс.
– Да ты же нашел дюжину яиц.
– Я их съел, – застенчиво сказал Клипдасс, – ведь мне нечего было делать, пока я вас ждал.
Я долго гадал, что же выиграл Клипдасс и кто забрал его выигрыши. А может быть, Самодержец приберег их для своего следующего столетнего юбилея?
* * *
Муми-папа перелистнул страницу и сказал:
– Шестая глава.
– Подождите немного, – попросил Снусмумрик. – Моему папе что – нравилась эта круглая Мюмла?
– Еще бы! – отвечал Муми-папа. – Они носились повсюду вдвоем и хохотали, когда надо и не надо.
– Она нравилась ему больше, чем я? – спросил Снусмумрик.
– Но ведь тогда тебя еще не было, – объяснил Муми-папа.
Снусмумрик фыркнул. Он надвинул шляпу на уши и уставился в окно.
Взглянув на него, Муми-папа поднялся, подошел к угловому шкафу и долго рылся на верхней полке. Вернувшись, он положил перед Снусмумриком длинный блестящий акулий зуб.
– Я тебе его дарю. Твоему папе он очень нравился.
Снусмумрик с одобрением взглянул на акулий зуб.
– Хороший… Я повешу его над своей кроватью. А папа сильно ушибся, когда бык швырнул его в тот розовый куст?
– Да нет, – улыбнулся Муми-папа. – Юксаре был мягкий, как кот, и потом рога быка ведь были обвязаны тряпкой.
– А что стало с другими призами? – спросил Снифф. – Трамвайчик стоит в гостиной под зеркалом, а остальные где?
– Шампанского у меня никогда не было, – задумчиво сказал Муми-папа. – Поэтому ложка до сих пор лежит в ящике кухонного стола. А колечко законсервированного дыма постепенно с годами растаяло.
– А где искусно украшенная ручка шарманки? – насторожился Снифф.
– Что ж, – сказал Муми-папа. – Если бы я знал, когда у тебя день рождения! Но твой папа так и не обзавелся календарем.
– Но ведь есть же именины! – взмолился Снифф.
– Хорошо, ты получишь в день своих именин загадочный подарок, – пообещал Муми-папа. – А теперь помолчите, я буду читать дальше.